Из воспоминаний монахини Евникии (Александры Фроловны Хмыровой):
Зимой 1964 года я серьезно заболела. После длительного и безрезультатного лечения печени у меня началось воспаление желчных путей, и желчь пошла в кровь. Врачи заключили, что если не сделать операцию, то проживу не более трех дней, но и после операции жизнь не гарантировали. Мой супруг поехал к батюшке, и он сразу благословил на операцию, передав для меня два платка – носовой и головной.
Я знала, что безнадежно больна. Тяжело мне было идти на операцию, ведь я оставляла дома восемь маленьких детей, зная, что уже не вернусь к ним. А незадолго до этого я видела сон, что я ушла из дома на восток с маленьким ребенком на руках (у меня умерла 5-месячная дочь). Я рассказала этот сон батюшке и говорю: «Батюшка, я умру!» Батюшка отвечает: «Почему?» — и прослезился, и с печалью сказал: «Это к болезни».
Операция длилась несколько часов. В это время в церкви шла Литургия. Батюшка вышел на амвон и со слезами стал просить: «Братья и сестры! Давайте помолимся! Сейчас делают операцию многодетной…» — и не смог договорить, заплакал и ушел в алтарь. В след за ним вышел к народу о.Александр Кривоносом с той же просьбой и тоже не смог договорить, заплакал. После этого снова вышел батюшка, отслужил молебен с акафистом, и весь народ (а храм при батюшке всегда был полон) стоял на коленях стоял нам коленях и вместе с батюшкой молился. Операция прошла благополучна.
Когда меня выписали из больницы, моя старшая дочь пошла в храм. Мать Анастасия спрашивает: «Как мать себя чувствует?». Дочь ответила: «Уже привезли из больницы». – «Вот! — сказала матушка, глядя на икону, — у Бога вымолили!» Так велика была любовь и молитва старца.
(Карагандинский старец преподобный Севастиан, Паломник:1998)
Из воспоминаний Марии Феодоровны Орловой:
Родители мои были глубоко верующие люди. Когда в 1931 году нашу семью раскулачили, папа сказал: «Что Бог послал. Мы должны испить эту чашу». Папу арестовали и содержали отдельно, и много лет прошло, пока нас объединили. А маму и нас, четверых детей, привезли в Компанейск на голую кочку, где не было ни воды, ни хлеба. Мы вырыли нору в земле и в ней жили. Петр, я, Ольга, Александра.
Потом стали землянки строить, копали глину, заливали водой, месили ногами и делали кирпичи. Сделали бараки – ни окон, ни дверей. В бараках нары и люди на них чем попало прикрытые. Утром встают, мертвецов вытаскивают. Там не плакали по покойникам, не до этого было, а наша мама только молилась, читала акафисты, а мы сидели возле нее: «Мама, кушать! Мама, есть!» — «Погодите, вот я дочитаю акафист» — «Мама!» — «Ну вот, еще страничка осталась, — она тянула время, — я сейчас дочитаю, и Боженька нам поможет». Дочитает, возьмет кусочек хлеба и отрезает от него по кусочку. А мы пальцем показываем: «Это кому?» — «Это — Пете». «А это кому?» — «Это – Марии. Это – Оле. Это – Шуре» — вот так вот. Все крошечки собирали, а мама все старалась от своего пайка нам дать. И как мы выжили, как?! Это невероятно, невозможно было там выжить! Я была очень простужена, лежала с ревматизмом. Ноги были покрыты язвами, гноились. Мама сидит и плачет. Мухи летают тучами, мама марлей мне ноги прикрывает.
И вот, как Бог-то помог нам! Все мы выросли, все получили высшее образование. Академию закончил Петр, Ольга и Александра – врачи, я – педагог. Это Бог нас молитвами матери сохранил, это чудо, что мы остались живы.
(Карагандинский старец преподобный Севастиан, Паломник:1998)
Из воспоминаний о матушке Анастасии:
О детстве своем матушка вспоминала: «Раньше в каждой семье был свой старец: что мать скажет – закон. – Мама, на чем свет стоит? – Особые люди молятся. – А я могу их увидеть? – Нет, это особые избранники Божии.
Вдруг бежит Петя. – Мама, Петька – дурачок бежит. – Он не дурачок. – А ребята его так зовут и бросают в него камнями. – Они сами дураки, — говорит мать, — а Петенька Христа ради юродивый. А я подумала: «Может, и я смогу дурачком Христа ради? И, слава Богу, прожила дурачком. (На это время Господь часть ума отбирает.)»
Когда Анастасии исполнилось десять лет, ее взяла тетка, отцова сестра, помогать в торговом деле, а в четырнадцать лет брат устроил ее на винный завод мыть посуду. Там она проработала три года. Затем Анастасия ушла из дома, но ее нашли и проводили домой. С этого времени ее стали считать сумасшедшей. Вскоре снова пошла она за водой, оставила ведра у колодца и ушла навсегда странствовать. Молодая девушка восемнадцати лет стала скитаться, не имея где голову преклонить.
«Каждую ночь, — вспоминала матушка, — надо было искать себе ночлег, а утром опять идти. Было очень тяжело, особенно однажды, помню, было холодно, грязно, лил дождь, и я вся промерзла. Куда не зайду – везде отказ. На душе тяжесть была невыносимая. Нашла в поле маленькую будку, голову – в будку, а туловище осталось на улице. Так и переночевала. Наутро пошла в церковь. Только ступила на церковную паперть, как слышу священник читает: «О пресладкий и всещедрый Иисусе…» Я упала вниз, и слезы ручьями полились из глаз. «Господи, про Тебя-то я и забыла!» Сразу подошел диакон, пригласил к себе в дом. И затем все начали звать. Так Господь нас испытывает и через скорби научает не надеяться «на князи и на сыны человеческие», а надеяться только на Его Единого.
(Карагандинский старец преподобный Севастиан, Паломник:1998)
