36 стих: Некто из фарисеев просил Его вкусить с ним пищи; и Он, войдя в дом фарисея, возлег.
37 стих: И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром
38 стих: и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром.
39 стих: Видя это, фарисей, пригласивший Его, сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница.
40 стих: Обратившись к нему, Иисус сказал: Симон! Я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель.
41 стих: Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят,
42 стих: но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его?
43 стих: Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил.
44 стих: И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отёрла;
45 стих: ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги;
46 стих: ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги.
47 стих: А потому сказываю тебе: прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит.
48 стих: Ей же сказал: прощаются тебе грехи.
49 стих: И возлежавшие с Ним начали говорить про себя: кто это, что и грехи прощает?
50 стих: Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя, иди с миром.
Комментирует
протоиерей Павел Великанов.
Перед нами — интереснейшая ситуация глубинного конфликта. Это столкновение двух правд, двух различных типов праведности — праведности от закона и праведности от веры. Фарисей Симон делает всё «правильно» — и с точки зрения иудейских правил, и с позиции трезвого благоразумия. Если можно приглашённому гостю не оказывать знаков особого внимания — дабы не возбудить подозрений со стороны духовных элит — то лучше ограничиться формальным приветствием. С другой стороны, блудница — не вписывается ни в какие рамки. Она дерзко подходит к Иисусу — хотя её никто не приглашал в дом. Она безрассудно тратит драгоценное миро — причём совсем не по назначению. Она смеет касаться своими скверными, запятнанными постыдными грехами устами и руками — непорочного тела Иисуса. Она не стесняется вести себя так, словно бы Иисус был не у фарисея, а у неё дома в гостях. Ей безразлично, что о ней скажут другие. Эти «другие» для неё просто не существуют. Есть только она — с израненным, вывернутым наизнанку сердцем — и Тот, Кто может унять эту мучительную боль. Тот, Кого она всю жизнь искала своими кривыми, греховными путями. Тот, Кого она тотчас распознала — когда Он пришёл. Ей, в отличие от фарисея, нечего предложить Богу, кроме своих грехов — которые Он и так прекрасно знает. Нет у неё ни добродетели целомудрия, ни подвигов поста и молитвы, ни верности в исполнении религиозных ритуалов. Единственное, что у неё есть — это живое сердце, способное любить. Не потому ли она и стала блудницей, что через это пусть искорёженное грехом стекло плотской любви для неё временами пробивался отблеск чего-то несказанно большего?
И вот сейчас она приносит не сосуд с миром — а себя саму целиком — к ногам Иисуса. Безрассудство её поступка мало её волнует. То, что она делает — не более безрассудно, чем вся её былая жизнь. Но когда горит её сердце — а она точно распознала в этом бродячем проповеднике Бога — то это горение уже ничем не затушить. Она берёт самое дорогое, что оказалось под рукой — и несётся в дом Симона, чтобы исполнить желание своего сердца. Рядом с Иисусом её «пробивает» так сильно, что вся её греховная жизнь смывается потоками слёз, сжигается дотла стыдом, вычищается дочиста самоунижением. И Бог устами Иисуса произносит Свой неоспоримый, страшный в своей категоричности суд над ней: ступай с миром, ты свободна от своих грехов!
В воздухе повисает непроговоренный вслух крик Симона фарисея: «А как же я? Куда же теперь девать все те духовные богатства, которые с такой тщательностью и рвением я собирал всю свою благочестивую жизнь? Нужны ли они Богу?» В Евангелии нет этих слов. Впрочем, как нет и ответа. О нём можно только догадаться. И он вот каков: если всю жизнь ты собирал «дрова праведности» — но так и не разжёг костёр любви — ни Богу, ни людям от этих дров теплее не станет!…
Читает и комментирует
протоиерей Павел Великанов
Наверное, у вас возник вопрос: какая связь между исцелениями, совершёнными Христом вопреки субботнему покою — и вываживанием крупной рыбы? Ответ лежит на поверхности: закон — та же самая леска, на которой держится очень многое в области нравственности. И, конечно же, леска должна быть очень крепкой — иначе в ней толка не будет никакого!
Однако даже на самую крепкую леску всегда найдётся такого веса рыбина — что и её порвать сможет! И даже не столь огромная чудо-рыба — как у Хэмингуэя в его повести «Старик и море»: даже средних размеров форель может совершать рывки до 300 Ньютонов! Вот почему опытный рыбак никогда не будет прилагать сверхусилия по подтягиванию такой рыбы к берегу: достаточно одного мощного рывка — и либо леска лопнет, либо ты сам улетишь в воду! Рыбак подматывает леску, пока рыба поддаётся; при резком рывке должен сработать специальный механизм, разблокирующий леску, — как раз, чтобы её не порвать — а чуть позже, когда рыба неизбежно устанет уплывать, нужно снова её подтягивать всё ближе и ближе.
К чему я веду? Как мы видели из прозвучавшего текста, «страховочный механизм» в сердцах и головах иудейских законоучителей давным-давно накрепко заржавел. Они, будучи убеждены в полном обладании истиной, даже и мысли не могли допустить, что в определённых ситуациях «леску закона» надо иногда «подотпустить» — чтобы не лопнула совсем. Христос Спаситель явным образом показывает Своими исцелениями, намеренно совершёнными в субботний день, что «леска закона» — лишь инструмент, но вовсе не самоцель: главная задача — «выудить» живую человеческую душу на «берег веры и праведности!» — а душа-то и капризна, и своенравна!
Мы тоже временами бываем похожи на неумелых рыбаков, которые заходятся в восторге, как только почувствуют, что крупная рыба клюнула. И прежде всего, это касается наших детей, по отношению к которым мы порой убеждены, что из наших родительских не то, что лесок — самых настоящих сетей! — им никуда не деться! Но неизбежно наступает момент, когда либо сети рвутся, либо рыба становится чужой добычей и гибнет. Вот к чему подводит нас сегодняшнее евангельское чтение: задуматься и понаблюдать за своим поведением по отношению к детям — на самом ли деле мы умеем управлять натяжением лески наших запретов и наставлений, или… она уже давным-давно порвана, а всё крутим катушку в надежде, что всё — под контролем?